80-е годы. Шанхай.
По обеим сторонам широкой и
прямой улицы Хуайхайлу стройными рядами тянутся
магазины, сверкает пестротой гонконговская одежда,
прекрасными самоцветами во множестве ласкает взор японская электроаппаратура,
подражают иностранным образцам манекены в витринах, элегантные
"короны" и "мустанги" превращают всю Хуайхайлу
прямо-таки в ярмарку импортных товаров. Несущие в руках сумки всех видов и
фасонов приезжие в полувоенной одежде, такие как впервые попавшая в парк
развлечений бабушка Лю, наполовину восхищены
наполовину изумлены, и жадно глядя направо и налево под звуки песни из фильма
"Хо Юаньцзя" запихивают в свои сумки пачки
одежды.
Расположенная на высочайшем
здании Шанхая вывеска "есть машина - нужна дорога, есть дорога - нужна
хорошая машина" свысока поглядывает на снующих без остановки людей и
машины, переполняющих улицы подобно все новым и новым узорам появляющимся в
калейдоскопе.
Репортер "Новой народной
вечерней газеты" Чжан Ху
на велосипеде марки "Юнцзю" извилистым
путем пробирался сквозь оживленные потоки.
- В соответствии с призывом
Центрального Комитета к расцвету Китая мы готовим статьи, повышающие у людей
чувство собственного достоинства. Я надеюсь на вашу помощь, - звучали в ушах слова
заместителя редактора "Китайской молодежной газеты".
Действительно, когда после более
чем десятилетия затворничества страна распахнула окна и двери и увидела,
насколько прекрасен и величественен мир за окном, и как уныл свой двор, то в
сознании людей наступил перекос. Национальное чувство собственного достоинства
покрылось тучами, чем дальше --- тем все более густыми. Однако хоть импортные
товары красивее, экономичнее и выгоднее отечественных, но чувство собственного
достоинства терять нельзя. Видимо, так же считают и в "Китайской
молодежной газете".
- На висках у тебя глаза что ли?
- очень злой голос резко вернул его мысли на землю. Оказывается, велосипед
стукнул по пятке молодую девушку. Чжан Ху быстро слез, непрерывно прося прощения.
Красногубая девица с
искусственными ресницами сплюнула и не стесняясь людей виляя задом пошла через
оживленную улицу.
Чжан Ху
непроизвольно взглянул ей вслед. На спине ярко-желтой рубашки чернела
полукруглая надпись "Kiss me".
Он прыснул со смеху. Эта девица
не знала значения английских слов, и полагая себя очень красиво выглядящей,
старалась привлечь к себе внимание.
Вот уж вульгарная девушка!
Чжан Ху горько
усмехнулся и повернул велосипед в переулок N623. Уже давно он не виделся со старым другом Цай Лунъюнем, сегодня можно и
заглянуть по пути.
Войдя в дом он увидел, что Цай Лунъюнь занят укладкой
багажа, и с языка сорвалось:
- Как, уезжаешь?
Большой и крупный Цай Лунъюнь произнес:
- Да вот подфартило. Послезавтра
вместе с национальной сборной по ушу еду в Японию читать лекции.
- Ага! Бум ушу, ты обучаешь - но
герою негде проявить свою доблесть.
Цай Лунъюнь заварил
чай и сказал:
- Я обнаружил древний раритет.
Чжан Ху тщательно
обдумал эти слова. В Китае есть немало изумляющих иностранцев вещей, ценности
которых мы не представляем. Нет ли в словах Цай Лунъюня скрытого смысла?
Он случайно взглянул на лежащую
на столе большую фотографию, возможно обнаруженную среди вещей, и сразу взял
посмотреть поближе. На пожелтевшем снимке у ног молодого человека с тигриным взором
лежал огромный муж с обнаженым торсом, а выглядящий
как рефери человек расставил руки, словно отсчитывая: ... 5, 6, 7, 8, 9.
На краю снимка шла надпись:
"На память большому дракону с волшебными кулаками. Кан
Чжэнпин, декабрь 32-го года Китайской республики".
Кан Чжэнпин - не
тот ли это знаменитый шанхайский спортивный фотограф? Имя этого спортивного
репортера гремело в прошлом. Как сделанный им снимок мог оказаться здесь?
- Кто такой `большой дракон с
волшебными кулаками'?
Усмехнувшись, Цай
Лунъюнь ответил:
- На снимке.
Чжан Ху остолбенел.
Он знал Цай Лунъюня 20 лет,
но ни разу не слышал, чтобы у него было еще и это прозвище. На снимке Цай Лунъюнь соревнуется с
западным боксером - это может быть хорошим материалом на патриотическую тему.
- Ты в Шанхае дрался с бойцом
какой страны? В 32-м году Китайской республики ты же был еще ребенком!
- Тогда мне было 14 лет, я провел
несколько боев с боксерами из СССР и США.
- А Фэн
Сяосю не знаешь? --- спросил Чжан
Ху. Он был учеником Фэн Сяосю, и с Цай Лунъюнем познакомился именно благодаря его посредничеству.
Ныне этот старый спортивный репортер уже ушел из "Новой народной вечерней
газеты" на пенсию.
- Сяосю?
Нет, не знаю.
Чжан Ху вдруг стало
стыдно. За столько лет дружбы с Цай Лунъюнем он так и не удосужился узнать что-либо из его
жизненного пути, на котором тот, что называется, "прошел пять застав и
обезглавил шесть полководцев". Сколько событий жизни, заслуживающих
гигантских томов описания, безмолвно уходит в Лету. Это не может удивлять, если
участники событий не рассказывают о них, но удивительно когда знающий новости
человек не сознает их ценности.
- Ты подробно расскажешь об этой
схватке, ладно?
Цай Лунъюнь
безразлично усмехнулся:
- Все уже в прошлом, что тут
рассказывать?
- "Китайская молодежная
газета" поручила мне написать заметку для подъема национального духа. Это
может послужить материалом, - сказал Чжан Ху и добавил, - я знаю твой характер, ты не любишь
рассказывать о свой яркой истории. Но это не только пропагандирование
тебя, это укрепление славы и могущества Китая, повышение национального чувства
собственного достоинства. Так что рассказа о себе не избежать!
Немного помолчав, Цай Лунъюнь сказал:
- Хорошо. Придется начать с
самого начала.
Под тихие звуки словно стал
медленно раздвигаться занавес ...
1922 год, Гуанчжоу,
резиденция генералиссимуса.
Золотые лучи солнца освещают
просторный опрятный газон. Первые лица партийного и государственного рукводства, одетые либо в хорошо сидящую военную форму и
блестящие сапоги для верховой езды, либо в элегантные западные костюмы, парами
и небольшими группами направляются к газону, чтобы посмотреть, как Цай Гуйцинь - тренер Сунь Чжуншаня по тайцзицюань - демонстрирует гошу.
- Брат Цзунхуан,
по слухам рекомендованый тобой генералиссимусу Цай Гуйцинь не очень известен в
мире боевых искусств, - сказал обращаясь к Ли Цзунхуану
одетый в военный мундир человек.
- Браток, у тебя неверные
сведения. Не каждая знаменитость действительно является истинным талантом. Цай Гуйцинь на славу и выгоду
смотрит как на проплывающие облака, деньги рассматривает как хлам, человек он
искренний, как в поведении так и в боевом мастерстве не уступает прославленным
мастерам гошу,
иначе как бы я мог рекомендовать его генералиссимусу? - с независимым видом
сказал Ли Цзунхуан.
После паузы он продолжил:
- На Большом Северо-Западе
все превозносят Цай Гуйциня,
его прозвали королем копья и дьяволом кулака. Я слыхал историю о
том, как он будучи работником охранного бюро на Большом Северо-Западе
столкнулся со знаменитым "железным кулаком" Чжан
Фэном. Узнав, что Цай Гуйцинь - новый наставник телохранителей, Чжан Фэн приказал людям поставить
на дороге несколько больших квадратных столов с пятью каменными глыбами на них.
Каждая глыба весила 200 цзиней.
Среди вольного люда это
называется `пять львов преграждают дорогу', - Ли Цзунхуан
увидел, что его обступает все больше людей, и сделал интригующую паузу. -
Угадайте, как Цай Гуйцинь
сдвинул глыбы?
- Толчком рук.
- Ерунда, ударами ног, -
наперебой стали высказываться догадки.
- Все неверно. Цай Гуйцинь спрыгнул с лошади,
вытащил из-под седла длинное железное копье, вспорол им влево и вправо, и в
один миг пять глыб были расшвыряны.
- Не мелите чепухи. Длинным
копьем приподнять каменную глыбу - это ж какая сила нужна?
Ли Цзунхуан
усмехнулся и сказал:
- Вовсе не чепуха. Я знаю и
другие истории про него и про его длинное копье.
- Расскажите!
Навострив уши все приготовились
слушать Ли Цзунхуана.
- В то время высота искусства Цай Гуйциня воистину достигала
вершин гор. Однажды из Цзинмина прибыла труппа
бродячих артистов. Народу на их выступление собралось - тьма-тьмущая. Последним
выступал здоровенный мужик, показавший комплекс `копье семьи Ян'. Его копье
летало в танце вверх и вниз, сверкало и переливалось. Он сорвал бурные
аплодисменты, а монеты летели на площадку подобно снегу.
К концу его выступления по краям
лежал уже слой монет.
В это время бывший проездом в тех
краях императорский чиновник, сопровождавший хлеб, видя как бурно приветствуют цзининских бродячих актеров, в гневе выскочил на площадку и
сказал выступавшему:
- Неправильно тренируешься, эти
приемы реально неприменимы, и я могу доказать это в схватке.
Тот актер самомнением не уступал
чиновнику и принял боевую позицию. Только начали поединок, как копье этого
здоровенного мужика было выбито чиновником.
Добившись своего чиновник пошел
сквозь толпу зрителей, приговаривая:
- Ничего-то вы не понимаете. Вам
халтуру показывают - а вы денежки платите.
Цай Гуйцинь, пивший
чай в чайной неподалеку, от некрасивого поведения чиновника по отношению к
бродячим артистам пришел в возмущение. Странствующим людям трудно добывать
пропитание, а этому чиновнику непременно надо было лишить их чашки риса.
Завязав тренировочный пояс он вышел на площадку и сказал:
- Я хотел бы с вами сразиться.
Взглянув на молодого человека,
чиновник со смехом спросил:
- А вы знаете, кто я? Король копья --- приходилось слышать?
Цай Гуйцинь
чуть-чуть остолбенел - вот уж не ожидал увидеть знаменитого столичного короля
копья - и сложив руки в знак почтения сказал:
- Мечтаю поучиться у короля
копья.
Два человека взяли большие жерди
вместо копий - и пошло-поехало. Один `черный дракон баламутит пещеру' - другой
`черный удав оборачивается', один `свирепый тигр спускается с горы' - другой
`неизвестный крик будоражит море', туда-сюда, туда-сюда - только пыль
вздымается, трудно что-либо различить.
В мире боевых искусств низший
уровень - наличие брешей, средний уровень - отсутствие брешей, высший уровень -
демонстрация брешей. На двадцатой схватке Цай Гуйцинь уже приволакивал копье словно терпящий поражение, и
чиновник встряхнув жердью нанес прямой укол в спину Цай
Гуйциня. Этот прием называется `среднеуровневый
укол копьем'. Есть поговорка: "Копье среднего уровня - король техник
копья, когда колют в точку - защититься трудно".
Но каков Цай
Гуйцинь! Рассказ идет медленнее, чем все происходило.
Обернувшись, он своей жердью с грохотом прижал к земле жердь чиновника. Именно
таким приемом Юэ Фэй
победил молодого лянского князя: копье погибло и
спастись невозможно.
Увидев столь высокое боевое
мастерство Цай Гуйциня
чиновник почувствовал к нему уважение. Пригласив самого известного в тех краях
представителя боевых искусств, он поговорил с ним о титулах, и взяв свое
большое копье с гравировкой `Первое копье Поднебесной' преподнес его Цай Гуйциню, сказав:
- Теперь меня больше не будут
называть королем копья. Король копья мира боевых искусств с
сегодняшнего дня носит фамилию Цай.
С той поры Цай
Гуйцинь и получил прозвание `король копья', -
завершил свой увлекательный рассказ Ли Цзунхуан.
В этот момент кто-то сказал:
- Генералиссимус прибыл.
Все стали тянуть шеи, глядя на
подходящую группу людей. Впереди действительно шел многоуважаемый Сунь Чжуншань.
Глаза у Сунь Чжуншаня
были слегка запавшими, лицо - желто-зеленым, в когда-то элегантном европейском
костюме зияли дыры. Неустойчивая обстановка, внезапный мятеж Чэнь Цзюнмина, сложная ситуация в
Шанхае - все это требовало большого напряжения, подорвавшего здоровье Сунь Чжуншаня.
Врач посоветовал ему изучать тайцзицюань
для укрепления тела, и Ли Цзунхуан порекомендовал в
качестве тренера Цай Гуйциня.
Поначалу Сунь Чжуншань
не обратил на Цай Гуйциня
никакого внимания. Сам он ушу не владел, но среди революционеров было немало
крупных мастеров - к примеру великие рыцари Шэ Синъу и Хуан Гуан. Цай Гуйциня же никто не знал.
- Он из деревни Чэньцзягоу провинции Хэнань? -
спросил Сунь Чжуншань Ли Цзунхуана.
Поговорка гласит: "Попив
воды из Чэньцзягоу, человек сможет встать на цыпочки - великие
мастера тайцзи
происходят оттуда".
- Нет. Он из Цзинина,
провинция Шаньдун. С малолетства изучал боевое
искусство у своего деда Цай Гуншэна,
потом пошел в ученики к прозванному `великим рыцарем Ци
и Лу' знаменитому учителю ушу Дин Юйшаню и тренировал
хуацюань,
постиг суть хуацюань,
стал мастером рукопашного боя, длинного копья, меча-цзянь, оружия люйсинчуй, циньна.
Сунь Чжуншань
молчал.
- Господин Цай
- человек безупречного поведения, тесно связан с Гоминьданом. Он давал указания
по искусству владения мечом-цзянь странствующей женщине-рыцарю Цю
Цинь. После гибели Цю Цинь он безутешно горевал, не видя ее подле себя.
В глазах Сунь Чжуншаня
что-то сверкнуло, но он по-прежнему не издавал ни звука.
- Я специально отправился в
Шанхай и описал ему ситуацию. Он согласился, но на юг мог отправиться лишь
через несколько дней, после того как уладит дела в охранном бюро - ведь он был
главным охранником Сицинского охранного бюро.
Сунь Чжуншань
был тронут. Главный охранник так просто в учителя не пойдет, это вам не обычный
человек.
Чуть подумав, он сказал:
- Когда он придет, то я с ним
сначала переговорю, и уж потом решу.
Сейчас, когда Сунь Чжуншань уже шел рядом с Цай Гуйцинем, Ли Цзунхуан понял, что
генералиссимус уже капитулировал, и непроизвольно обрадовался.
Несколько десятков пар глаз
разглядывали находящегося подле Сунь Чжуншаня Цай Гуйциня. Этот похожий на
землепашца мужчина средних лет - и есть прозванный `королем копья' и `дьяволом
кулака' Цай Гуйцинь?
Невысокого роста, тощий как
обезьяна, под носом - густой полумесяц усов, одет в синий халат, волосы местами
растрепаны ...
Впрочем, большинство
присутствовавших не было разочаровано. Среди занимающихся боевыми искусствами
встречаются самые разные типы людей, ну а шаньдунцы
никогда не слыли особо крупными.
- Господа! Господин Цай Гуйцинь - хороший друг нашего
коллеги-революционера, и один из известнейших современных учителей гошу.
Давайте попросим господина Цая устроить показательное
выступление, - четко произнес Сунь Чжуншань, и на его
лице проступила добродушная улыбка.
Хотя Цай
Гуйцинь более двадцати лет бродил по свету, а его
боевое искусство день ото дня становилось все чище и чище, но перед глазами
столь большого собрания таких знаменитых партийных и государственных деятелей
он почувствовал некоторую напряженность. Он не привык произносить речи перед
толпой, и не говоря ни слова покусывал губы, выдавая этим свое волнение.
Сунь Чжуншань
одарил его теплым поощряющим взглядом.
Цай Гуйцинь поднял ци из даньтянь и
встал в позицию из хуацюань.
В хуацзюань три драгоценности - цзин, ци и шэнь - соединяются воедино,
удары руками, ногами, броски и захваты смешиваются в одно целое; это один из
крупнейших и известнейших стилей в Китае. Когда Цай Гуйцинь с гор пришел в Сучжоу в Цзиньюаньское охранное бюро, то действовал в одиночку
полагаясь лишь на хуацюань,
и заслужил прозвище `дьявол кулака'.
Это случилось на 25-м году
правления под девизом Гуансюй. Перед праздником
фонарей в Сучжоу в даосском
храме Сюаньмяогуань были проведены товарищеские лэйтай.
Главным действующим лицом был Сюй Хэнянь из Цзюцзяна,
провинция Цзянси. Ему было 40 лет, он знал суть и
кулака юга и ноги севера, особо любил воздействовать на точки, руки выбрасывал
резко и жестоко, носил прозвище Рука
Ядовитого Дракона.
Иноземец, желающий попытать
счастья на лэйтай в Сучжоу,
где своих мастеров полно, да еще охранники караванов транзитом следуют, должен
быть личностью незаурядной. Но Рука
Ядовитого Дракона получил свое прозвище не зря, два дня подряд он
побеждал всех.
Праздник фонарей был последним
днем боев. Цзиньюаньское охранное бюро при поддержке
мастеров из Сучжоу направило своих бойцов попытать
счастья против Руки Ядовитого Дракона.
Улицы и переулки черным-черны от
людских голов. Люди словно плывущие по реке караси со всех сторон стекаются к Сюаньмяогуань.
Перед помостом у Сюаньмяогуань бурлит людское море. Тут и там слышатся
зазывания торговцев.
Рука
Ядовитого Дракона словно
железная башня возвышается в центре помоста.
- Куан!
- звук гонга словно ножом резанул воздух над помостом и затих.
Второй по уровню боец охранного
бюро как стрекоза касающаяся поверхности воды вспрыгнул на помост.
Он владел фаньцзыцюань. Его руки были
подобны колесу, кулаки словно яростный ветер с внезапным дождем обрушились на Руку Ядовитого Дракона.
Рука
Ядовитого Дракона повернул
корпус вокруг своей оси и шагнул шагом багуа, сверкая
глазами. Пройдя половину окружности он метнулся корпусом и внезапно - зрители
вокруг помоста даже не смогли все толком увидеть - ударом ноги сбросил
противника вниз.
Толпа неистовала.
Цай Гуйцинь молча смотрел
на находящегося на помосте Руку
Ядовитого Дракона.
Тут же на помосте появился первый
боец охранного бюро.
Кто в Сучжоу
не знает его смертоносного владения бацзицюань? Когда он двигается с ударами по жесткой
поверхности помоста, то от каждого шага остается вмятина. Кулак словно чертит
по земле, кулак пройдет - остается канавка. Раз уж он вышел на помост - часы Руки Ядовитого Дракона сочтены.
Боец сделал выброс силы сквозь
ногу, раздался звук `Дун!' и помост чуть содрогнулся,
а крупный кулак в приеме `черный тигр выковыривает сердце' прямым ударом
устремился к солнечному сплетению Руки
Ядовитого Дракона.
Рука
Ядовитого Дракона повернулся
боком, правой рукой схватил приближающийся кулак, левой рукой молниеносно
коснулся подмышечной впадины противника, тут же провел гоути (удар сгибом
голеностопного сустава под пятку противника), и подбитый противник взлетел в
воздух более чем на метр.
`Бабах!' - приземлился сильно
брошенный боец. От слишком крепкого удара о землю у него опух нос и потемнело
лицо.
Люди из охранного бюро посмотрели
друг на друга. На каждого из лучших бойцов ушло не более одного приема -
осмелится ли кто-нибудь еще?
Цай Гуйцинь
по-прежнему молча стоял сбоку.
Рука
Ядовитого Дракона
самодовольно посмотрел на волнующуюся толпу и сказал:
- Да, велик город Сучжоу, немало охранников проходит через него на юг и север
- вот уж не ожидал, что здесь так плохо владеют баши.
У помоста заволновались.
Цай Гуйцинь не
хотел лезть на рожон в такой ситуации, но от похвальбы Руки Ядовитого Дракона его аж затрясло. В Шаньдуне
издавна жили бедняки, но не трусы. И он сказал начальнику охранного бюро:
- Пойду попытаюсь.
- Ты? - изумленно сказал начальник.
Цай Гуйцинь пришел в
охранное бюро два года назад, говорил мало, ни с кем не дрался, все тоже не
обращали на него сосбого внимания. Потому-то и
изумился начальник, когда тот вызвался попытать счастья после поражения лучшего
бойца.
Цай Гуйцинь чуть
присел и вспрыгнул на помост. Левая стопа наполовину наступила на край, правая
повисла в воздухе, корпус покачивался.
- Откуда он? Другие еле ушли -
этот тоже хочет драться? - рассуждали в толпе.
Рука
Ядовитого Дракона ужаснулся -
эта позиция называется `ива раскачивается под встречным ветром', и не имея
отличного равновесия ее принять невозможно.
Он поневоле тщательно оценил
пришедшего: худощавый, возраст - около 20 лет. Но успокоения это не дало - по
внешним данным уровень мастерства не определить, разве что ловкость можно чуть
прикинуть.
- Цай Гуйцинь из Цзимина, что в Шаньдуне, намерен просить учителя соблаговолить дать
указания.
Цай Гуйцинь не
назвал охранного бюро дабы не доставлять им лишних неприятностей. Хотя лэйтай и названы дружескими, но людское сердце
непредсказуемо, не справишься - станешь корнем зла.
Рука
Ядовитого Дракона стиснул
зубы и вместо того, чтобы действовать от контратаки молниеносно подшагнул стремительным движением левой руки выполняя прием
`ядовитый дракон выходит из пещеры', его четыре прямых пальца словно четыре
стальных прута устремились к точке под грудью Цай Гуйциня.
Цай Гуйцинь
действовал еще быстрее. Увернувшись, он тут же перескочил в центр помоста.
Рука
Ядовитого Дракона резко
отдернул ногу, чуть было не переступившую через край помоста, и тихо выругался:
Цай Гуйциню стоило
чуть-чуть подтолкнуть - и он бы непременно победил.
Когда он обернулся с помощью
техники `удав-оборотень оборачивает туловище', Цай Гуйцинь смотрел на него словно смеясь.
Рука
Ядовитого Дракона подумал: а
у этого парня рыцарское поведение, он не пользуется затруднительным положением.
Но на лэйтай есть только враги и нет друзей, здесь
сначала надо быть низким человеком, и уж потом - благородным мужем. Он осел
телом, приняв позицию из шэцюань, а его чуть извивающиеся руки стали подобны
высовывающей то и дело язык кобре, готовящейся напасть на человека.
Цай Гуйцинь принял
позицию `большой орел раскрывает крылья' и медленно поворачиваясь загнул пальцы
словно стальные крючки. Глаза горят - прямо орел бросающийся на змею.
Орел хватает змею - опять неудача
с приемом!
Рука
Ядовитого Дракона внезапно
сменил положение корпуса, подшагнул, и приемом баван преподносит
вино' из `цзуйцюань
быстрый как молния атаковал висок Цай Гуйциня.
Цай Гуйцинь изменил
прием, используя технику циньна и броска с ударом из хуацюань.
Левой рукой схватив запястье противника он продвинулся вдоль движения и вытянув
правую руку к внешней стороне правого колена противника качнул головой, крутнул поясницей, осадил левой рукой и подбил правой. В
результате этой молниеносной серии движений огромный корпус Руки Ядовитого Дракона взлетел в
воздух и упал влево.
Видя, что гигантское тело Руки Ядовитого Дракона вот-вот тяжело
обрушится на землю, Цай Гуйцинь
быстро перебросил правую руку вверх и подхватил противника за правую
подмышечную впадину.
Рука
Ядовитого Дракона приложил
усилие и выпрямился, лицо его мгновенно покраснело. Не помня себя от стыда он
закричал:
- Я не упал! Не засчитывайте
поражения!
- Какое бесстыдство! -
послышались крики зрителей.
Цай Гуйцинь на миг
опешил, но тут же быстро кивнул. Тренировки горьки, он на себе познал многое.
Кто знает, сколько корчаг пота пролил Рука
Ядовитого Дракона прежде чем так развил свой корпус, можно и оказать ему
небольшую любезность.
Недооценив противника Рука Ядовитого Дракона проиграл одним
приемом. В новой схватке он приготовился применяя свое обычное боевое искусство
смыть позор серией приемов.
Но Цай Гуйцинь двигался еще быстрее и не дал ему провести свои
приемы, а сам применил непревзойденную технику из хуацюань - `встречные три
ноги'.
С помощью этих `встречных трех
ног' охранники караванов на Большом Северо-Западе
прокладывали себе дороги в горах и наводили мосты через реки, от них никто не
мог успешно защититься. Позднее его сын Цай Лунъюнь применив этот прием победил русского боксера. Цай Лунъюню было тогда 14 лет. Но
об этом - позднее.
Быстры как ветер `встречные три
ноги'. Их первый прием - `раскачивающаяся ива', нога пошла в голову Руки Ядовитого Дракона.
Рука
Ядовитого Дракона ушел в
присед, и тут же во втором приеме `поднимающаяся ива' нога пошла прямо ему в
промежность.
Рука
Ядовитого Дракона не посрамил
славы богатырей из Цзянси. Повернувшись боком он не
только избежал удара, но и сам перешел в контратаку. Шагнув правой ногой он
раздвинул средний и указательный пальцы правой руки и приемом `два дракона
борются за жемчужину' молниеносно нанес укол в глаза Цай
Гуйциня.
Это страшно коварный прием, один
удар - два ранения.
Цай Гуйцинь уже
прямо-таки кипел, но будучи человеком благородным не нанес третьего удара
ногой. Ведь если нога пойдет, то кому-то придется погибать - либо ему, либо
противнику. Не вложишь полную силу - потеряешь глаза, а вложишь - самого
совесть замучает.
Однако в бою насмерть долго
думать нельзя. Он чуть замешкался, голова уклонилась недостаточно быстро - и два
пальца чирканули по лбу, словно обжигая огнем. Не
раздумывая на этот раз Цай Гуйцинь
отклонился, правой рукой поймал не успевшую убраться руку противника за
парализующую точку на локте, вытянул левую ногу вдоль земли, просунул левую
руку под промежность противника, поддал левым плечом и дернул правой рукой,
применяя прием `дровосек несет дрова'. Раздался звук `Хай!', и Рука Ядовитого Дракона был поднят на
плечи.
- Сбрось его вниз! - раздались
крики из толпы.
Цай Гуйциня словно
прорвало. Он стиснул зубы, быстро повернулся, и огромное тело Руки Ядовитого Дракона сделав в
воздухе несколько оборотов тяжело улетело за помост.
Все! Рука Ядовитого Дракона обреченно закрыл глаза.
Но в этот миг Цай
Гуйцинь оттолкнулся обеими ногами и тоже спрыгнул с
помоста.
Как раз в тот момент, когда Рука Ядовитого Дракона должен был
упасть на землю, Цай Гуйцинь
подхватил обеими руками его спину. Рука
Ядовитого Дракона несколько раз качнулся и оказался стоящим прямо.
Цай Гуйцинь принял
позицию `набрасывающийся тигр' и сказал:
- Вы ведь не упали, схватимся еще
раз?
Рука
Ядовитого Дракона упал на
колени:
- Полностью покоряюсь!
Ныне Цай
Гуйцинь демонстрировал первым лицам партии и
правительства именно хуацюань,
одно из высших таолу.
Только и было видно, как он то
движется словно водяной вал, то покоится как горный пик, то поднимается подобно
обезьяне, то опускается навроде сороки, стоит словно
петух, устойчив как сосна, в поворачивании подобен колесу, в сгибании - луку,
то легок как лист, то тяжел как железо, то медленен словно орел, то быстр как
ветер. Руки, глаза, корпус, шаги, цзин, ци, ли, гун, везде
сердце хочет - руки делают, в движениях - большое раскрывание и большое
смыкание, в быстроте имеется сила, все разворачивается на большом пространстве,
ясно виден ритм, все непринужденно и элегантно. Было видно понимание сути
четырех ударов, восьми методов и двенадцати форм хуацюань. Зрители смотрели и
не могли оторваться.
Все уже приготовились
аплодировать, как вдруг вбежал охранник в полном вооружении, и отрапортовал
чуть улыбающемуся и кивающему головой Сунь Чжуншаню:
- С вами хочет увидеться
командующий юньнаньской армией Чжу
Пэйдэ!
Высшие лица партии и
правительства поглядывали друг на друга не говоря ни слова, но внутри зрело
беспокойство, ибо чего не могло случиться в те годы? Мятеж Чэнь
Цзюнмина еще не изгладился из памяти. Прибыл Чжу Пэйдэ - сразу вопрос: что еще
случилось?
Все в порядке. Просто когда Чжу Пэйдэ услыхал, что в
резиденцию генералиссимуса прибыл крупный мастер ушу, то подстрекаемый хорошим
бойцом командующим второй юньнаньской армией Фань Юшэном вскочил на коня и помчался туда, чтобы своими
глазами увидеть Цай Гуйциня.
Услышав объяснения Чжу Пэйдэ Сунь Чжуншань рассмеялся и сказал:
- Что ж! Когда меня не будет в Гуанчжоу, то можешь просить господина Цая
чтобы он преподал тебе несколько приемов.
Сунь Чжуншань
мотался то на юг то на север, разрываясь на части, и Цай
Гуйцинь мог часто выезжать в юньнаньскую
армию и обучать людей Фань Юшэна искусству реального
боя - рукопашному бою и циньна. В юньнаньской
армии он познакомился с Ли Цзунжэнем и Бо Чунси.
Ли Цзунжэнь
с детства изучал южный кулак и был неплохо натренирован. Услышав про наставника
генералиссимуса по ушу, человека высочайшего боевого мастерства, он попросил
дозволения нанести визит. Однако увидев невзрачного человека, чистого
хлебопашца по внешности, он почуствовал некоторое
разочарование.
В свите Ли Цзунжэня
был один телохранитель, хороший мастер южного кулака. Звали его Ли Сун. Он сказал на ухо Ли Цзунжэню
несколько слов. Ли Цзунжэнь остолбенел, и уже открыл
рот чтобы что-то ответить, как Цай Гуйцинь с усмешкой спросил:
- Наверное, хочет обменяться со
мной парой-тройкой ударов?
- Прошу господина Цая соблаговолить дать указания, - поспешил ответить Ли Сун.
Цай Гуйцинь
поприветствовал Ли Суна сложенными руками, говоря:
- Я не осмелюсь давать указания,
давайте обмениваться и сравнивать.
Ли Цзунжэню
очень хотелось хоть разок увидеть мастерство Цай Гуйциня, и потому он сказал:
- Тогда прошу господина Цая немножко постукать Ли Суна.
Увидев улыбку Ли Цзунжэня Ли Сун тут же затянул
пояс из коровьей кожи, и встав в позицию всадника с бедрами параллельными земле
выдохнул: "Извините". Он применил одно из движений "пяти приемов
саньшоу" из моцзяцюань - `тигр бросается
на добычу', нанося прямой удар в лицо Цай Гуйциня.
Цай Гуйцинь принял
позицию из тайцзицюань и легко словно гуляя стал
расправляться с противником, среди свистящих кулаков и ног то и дело повторяя
"движение слишком медленно, нога выходит слишком рано..."
Ли Сун
устало дышал, пот лил ручьями, но находясь рядом с халатом Цай
Гуйциня никак не мог стукнуть того. Внезапно
маленькая тень перед глазами вдруг стала огромной.
Вытерев пот он сказал:
- Я сражался со многими хорошими
мастерами, но ни кто из них не имел такого волшебного мастерства как у
господина Цая.
Помотав головой Цай Гуйцинь ответил:
- Вы меня чересчур превозносите.
Кто бы ни просил его о науке - Цай Гуйцинь не отказывал никому,
даже если бы это был простой конюх, и при наличии свободного времени терпеливо
обучал. Очень скоро его выскоке боевое мастерство и
достойное поведение завоевали ему славу во всех слоях общества.
Его коллеги по боевому искусству
и младший брат Цай Гуйцзянь
узнав, что тот стал в Гуанчжоу гостем первых лиц
государства, спешно сами собрались в Гуанчжоу.
Прибыв в Гуанчжоу
и увидев, что Цай Гуйцинь
ходит в синем халате и матерчатых туфлях, оин пришли
в замешательство: как же так, молва утверждает, что Цай
Гуйцинь стал большим человеком, любого может за пояс
заткнуть - почему же он выглядит по-старому? Не сдержавшись, Цай Гуйцзянь спросил:
- Старший брат, разве они тебе не
пожаловали никакой должности?
Цай Гуйцинь ответил
прямо:
- Слава, богатство, распущенность
- три меча над головой изучающего боевые искусства. Мы обучаем революционеров -
как же можно думать о карьере и богатстве? Если ты приехал помогать обучать
революционеров - добро пожаловать, если за карьерой и богатством - собирай манатки
и возвращайся в Шанхай.
Младший брат, покраснев, сказал:
- Прошу прощения. Я сохраню
наставления старшего брата в своем сердце.
Их приезд в Гуанчжоу
дал Цай Гуйциню очень много
помощников. Через год, когда Сунь Чжуншань покинул
этот мир, Цай Гуйцинь не
разрешил им покинуть Чжу Пэйдэ,
и в юньнаньской армии целыми днями продолжали
тренировать кулаки и оружие.
Однажды после тренировки в
сторожевом лагере второй юньнаньской армии Цай Гуйцзянь увидел, что на
падубе на краю луга висит ряд револьверов. Сняв новенькую кобуру и вытащив из
нее левой рукой вороненый браунинг он спросил:
- Изощренное оружие. А для чего
нужна эта штука?
- Нажмешь - и готово, гораздо
легче чем тренировать боевое искусство, - сказал один из переодевавшихся
офицеров.
Держа в руках револьер
Цай Гуйцзянь прищурился и
прицелившись в пролетавшего вверху воробья случайно нажал на курок.
"Бабах" - раздался выстрел, и он испуганно отскочил.
- Хватайте убийцу, - агрессивно
закричали внезапно выскочившие из дома вестовые с маузерами в руках.
Цай Гуйцзянь стоял
не шевелясь, из опущенного вниз ствола вился синеватый дымок.
- Держи его! - с этими словами
несколько вестовых схватили Цай Гуйцзяня.
- За что вы меня хватаете? -
спросил Цай Гуйцзянь.
- Ты хотел убить
главнокомандующего, - с усмешкой ответил начальник охраны.
- Я не хотел убить
главнокомандующего, я только прицелился в воробья, - попытался объяснить Цай Гуйцзянь.
- Не изворачивайся, пуля прошла
мимо уха главнокомандующего.
Чжу Пэйдэ как раз
открывал совещание в штабе юньнаньской армии, как
раздался звук выстрела, и пуля пробив стекло просвистела мимо его уха, заставив
его отскочить в испуге. Он и гневался и беспокоился - как мог покушавшийся
пробраться в тщательно охраняемый штаб. Услышав шум за окном он понял, что
стрелявший схвачен, и поспешил выйти.
В юньнаньской
армии стоит Чжу Пэйдэ
чихнуть - и все начинают бегать. Однако теперь нашелся смельчак выстреливший в
него - словно подергал тигра за усы не выдержав такой жизни.
Солдаты и офицеры сторожевого
лагеря начали волноваться за судьбу Цай Гуйцзяня. Сам Цай Гуйцзянь знал, что накликал большую беду, и не издавал ни
звука.
Чжу Пэйдэ прошел
вышел из дверей и грозно крикнул:
- Стрелявшего - ко мне!
Вестовые вытолкнули Цай Гуйцзяня.
Чжу Пэйдэ бросил
взгляд и сказал:
- Отпустить!
Не поняв, начальник охраны
спросил:
- Но ведь это он стрелял, зачем
его отпускать?
- Это - младший брат господина Цая, разве может человек господина Цая
стрелять в меня? А ты, паренек, запомни: с оружием не играют. Захочешь
позабавиться - я прикажу охране научить тебя, - сказал Чжу
Пэйдэ и вернулся в дом.
Вернувшись и услыхав про это дело
Цай Гуйцинь заволновался,
что его младший брат так отплатил за гостеприимство Чжу
Пэйдэ.
- Но господин Цай,
ваш младший брат невиновен. Молодые люди любят позабавиться с оружием, пистолет
выстрелил, а охрана немного недопоняла ситуацию. Я ему доверяю. Я, Чжу Пэйдэ, исходил и юг и север и
знаю, что людей таких моральных качеств как он днем с огнем не сыщешь. От
других людей надо защищаться, ему же я готов хоть сто раз довериться, - ответил
ему Чжу Пэйдэ.
Вышедший из дверей начальник
охраны сказал Цай Гуйцзяню:
- Ну, малыш, твое счастье что у
тебя такой старший брат. Будь на его месте другой - семь шкур бы уже с тебя
спустили.
Цай Гуйцзянь с
искренней благодарностью во взгляде посмотрел на выходящего брата.
Цай Гуйцинь со
спокойным лицом произнес несколько слов благодарности и спешно откланялся.
По дороге Цай
Гуйцинь сказал младшему брату:
- Немедленно уезжай из Гуанчжоу, я здесь тоже долго не задержусь. Я приехал сюда к
господину Суню, но после его ухода от нас я о многом поразмыслил, и теперь
решил быстро уехать.
- Возвращаешься в Шанхай?
- Нет, я хочу навестить некоторых
известных мастеров гошу.
На следующий день Цай Гуйцинь имея с собой всего
один синий мешок в одиночку отправился на север.
Густой молочно-белый туман
заполняет все вокруг, все окружающее видится как во сне, весь гигантский Шанхай
погружен в сон.
- Лунъюнь,
подъем.
Четырехлетний Цай
Лунъюнь что-то бормочет, переворачивается и вновь погружается
в сон.
- Лунъюнь,
подъем!
- Отец ты ему или нет? Позволь
ему поспать еще.
- Тренирующий боевые искусства,
как ты смеешь насмехаться над солнцем демонстрируя ему свой зад? - неумолимо
вопрошает Цай Гуйцинь.
Покинув Гуанчжоу
Цай Гуйцинь странствуя меж
четырех морей исходил знаменитые горы и большие реки посещая мастеров боевых
искусств. Удан, Шаолинь, Эмэй ... везде ступала его нога. Вернулся в Шанхай он уже
постигшим всю науку.
С развитием транспорта охранные
бюро потеряли возможность получать средства к существованию. Цай Гуйцинь зарабатывал на жизнь
преподаванием ушу, и перевез жену из Шаньдуна в
Шанхай. Ему в том году було уже 50 лет и он радовался
подарку Неба - рождению Цай Лунъюня.
Цай Гуйцинь с утра
до вечера хлопотал над поздним ребенком, и посмеивался, когда другие говорили
ему:
- Посмотреть на тебя, так ты
словно звание учжуанъюаня получил.
- А что учжуанъюань?
Это словно плывущие облака - то они есть, то их нет. Лунъюнь
же - надежда семьи Цай.
Во мгновение ока Лунъюню исполнилось четыре года, и Цай
Гуйцинь утвердился в мысли о необходимости обучения
его боевому искусству. Мальчик был слишком слаб телом, а бедный человек может
укрепить себя лишь за счет тренировок. И вот однажды вечером он сказал:
- Папа начиная с завтрашнего дня
будет обучать тебя гунфу, ты рад?
Росший с малых лет среди кулаков,
мечей и копий Цай Лунъюнь
высоко подпрыгнул и захлопав в ладоши сказал:
- Конечно!
Но четырехлетнему мальчику утром
очень хочется спать, и никак его не поднимешь.
Цай Гуйцинь,
поставив "фонарь прекрасного счастья", смотрел вниз на посапывающего
во сне красивого Лунъюня. Худое лицо, сквозь бледную
кожу можно отчетливо разглядеть синеватые кровеносные сосуды, под длинными
ресницами то вздымается то опадает большой нос. Любимый сын! Цай Гуйцинь не настолько
безжалостен чтобы приказывать ему вставать.
Поколебавшись, он рукой зажимает Лунъюню нос, приговаривая:
- Вставай на тренировку.
Цай Лунъюнь одной
рукой протирает глаза, другой держится за штаны - от того, что отец приказал
ему встать, он обмочился.
Цай Гуйцинь
волнуется: сын еще слишком мал, а вдруг не выдержит тягот тренировок, может
лучше дать ему спать дальше?
Поздний ребенок, жене хочется
каждый день целовать его, носить на руках. Но Цай Гуйцинь боится, что жена разбалует сына, и решает брать его
с собой тренироваться, чтобы приучить его треировками
укреплять тело. Он стискивает зубы и выносит Лунъюня
на улицу перед домом.
Шанхайское утро очень холодное,
дрожа всем телом Лунъюнь говорит:
- Папа, холодно.
Цай Гуйцинь смотрит
на выбивающие дробь зубы Лунъюня и смягчается, слова
"Возвращайся спать" уже готовы сорваться с его губ. Но так нельзя,
так начнешь - потом решиться будет гораздо труднее. Он ужесточается,
проглатывает эти слова и безразличным тоном произносит:
- Беги за папой - согреешься.
Отец и сын начинают бег по
неровной ухабистой дороге. От густого тумана вылосы
очень быстро намокают, ледяные капли стекают по лицу.
- Ну как, Лунъюнь,
все еще мерзнешь?
- Нет, папа, уже не холодно.
- Хорошо, сегодня папа будет
учить тебя шпагату, - говорит Цай Гуйцинь.
- Смотри на папу.
Цай Гуйцинь
"подпрыгивает" на высоту трех чи, его ноги
хлестко выходят в одну прямую линию, и легко опускаются на землю. Верх тела нисколечки не двигается, а ноги развернуты вдоль земли -
одна вперед, другая назад.
- Все разглядел?
- Все.
- Хорошо! Теперь ты.
Лунъюнь напряженно собирает силы, подражая отцу,
отталкивается двумя ногами и подпрыгивает над землей.
- Помедленнее, ты встал хорошо,
теперь разводи ноги. Правильно, именно так, корпус медленно прилагает силу
вниз, ноги с силой разводятся, - так приговаривая Цай
Гуйцинь нажимает Лунъюню на
плечи.
От промежности Цай Лунъюня до земли еще остается
два кулака, ноги тоже полностью не распрямились, стороны бедер напряглись,
пытаясь изо всех сил вытянуть пятки.
- Чуть сильнее, постарайся
сделать ровно, как у папы.
- Папа, больно, - с надеждой
смотрит Цай Лунъюнь на
ничего не выражающее лицо отца.
Цай Гуйцинь закрыв
глаза с силой нажимает на плечи Цай Лунъюня. - Ой! Мама! - пронзительно кричит Цай Лунъюнь.
Крик как ножом пронзает сердце Цай Гуйциня, хотя внешне он и
остается невозмутимым. Внутри он бранит себя: "Слишком жестоко, Лунъюнь этого не выдержит, ему же еще только четыре
года".
Но и другой голос звучит в ушах:
не учить сына - ошибка отца. Смягчишься сейчас - позднее уже не решишься. Сын,
когда вырастет, должен стать драконом а не червяком.
Он мгновенно превращает сердце в
камень и резко говорит:
- Не смей кричать! В роду Цай есть бедняки, но нет слабаков!
Цай Лунъюнь смотрит
на темное лицо отца и превозмогая боль продолжает удерживать шпагат. Наследник
он рода Цай или нет в конце-концов?
Цай Гуйцинь тихо
радуется.
Туман редеет, отдаленные места
постепенно становятся более различимыми.
С этого дня Цай
Лунъюнь начинает официально изучать у отца цзибэньгун.
Шпагаты, прогибы, наклоны ... под строгим контролем отца тренировки шли и в
мороз, и в жару. Несколько лет пролетели как одно мгновение.
Когда Цай
Лунъюню исполнилось шесть лет, Цай
Гуйцинь официально начал передавать ему таолу хуацюань.
Чинно сидя среди картин и
образцов каллиграфии Цай Гуйцинь
излагает:
- Кулачное искусство изучают,
во-первых - для укрепления тела, во-вторых - для самообороны, и в-третьих -
чтобы не допускать унижения людей. Все понятно?
Цай Лунъюнь
повернув черные бусинки глаз отвечает:
- Все понял, папа.
- Вначале я расскажу тебе историю
хуацюань.
Наша семья имела свое дело на рынке Синфу, что в Цзинине провинции Шаньдун. Предки
наши помимо зарабатывания на жизнь еще и много
занимались гошу,
и я с четырех лет тоже стал заниматься под руководством отца. В то время наша
семья была очень бедной. Когда отец умер от болезни я покинул семейное дело и
поселился в Цзинине в Павильоне императорских канонов
что за Южными воротами.
В то время в Цзинине
жил человек по прозвищу `великий рыцарь Ци и Лу',
который являлся лучшим мастером хуацюань. Я очень хотел пойти к нему в ученики. Но
`великий рыцарь Ци и Лу' придерживался правила
"искусство не передается легко, выбери человека и обучай".
- А что означает "искусство
не передается легко, выбери человека и обучай"? - спрашивает Цай Лунъюнь.
- Это означает, что нельзя
обучать кого попало.
- А дети у него были? Детей своих
он не обучал?
- У него был сын, но у сына
характер не подходил для обучения боевому искусству. Потому хотя сын и хотел
учиться, он сына не обучал.
Когда я попросился к нему в
ученики, он мне отказал.
Потом я узнал, что он часто пьет
чай в чайной "Весна четырех морей". Было лето, и я тоже стал каждый
день приходить в чайную. Стоило ему присесть, как я уже обмахивал его веером.
Но он не говорил ни слова.
Похолодало, я по-прежнему
следовал за ним. Настала уже зима, когда он впервые заговорил со мной:
"Ты действительно хочешь
изучить хуацюань?
Приходи сегодня вечером в час `цзы' к башне Тай Бая и
жди меня".
Вне себя от радости я упал на
колени и сказал:
"Шифу,
ученик запомнил ваши слова".
В ту ночь я не сомкнул глаз,
боясь проспать. Когда наступила ночь я распахнул дверь. Шел снег и завывал
северо-западный ветер. Я быстро побежал к башне Тай Бая. Ветер был словно нож,
проникал под одежду, снег буравил лицо иголками. Мороз был жгучий, пальцы на
ногах болели словно вмерзшие в лед. Я раз за разом делал комплексы кулачного
искусства и смотрел по сторонам, но наступил новый день, а и тени `великого
рыцаря Ци и Лу' не показалось.
В обычное время я отправился в
чайную "Весна четырех морей". Наконец в толстом ватном халате пришел
`великий рыцарь Ци и Лу'. Глянув на меня, почтительно
стоявшего рядом, он не говоря ни слова принялся пить душистый чай.
- Пап, но почему ты ничего не
сказал ему? - встревает Цай Лунъюнь.
- Я не осмеливался - а вдруг он
проверяет меня?
`Великий рыцарь Ци и Лу' допил чай и сказал мне:
"Вчера ночью я проспал.
Приходи сегодня вечером опять к башне Тай Бая".
С этими словами его глаза
пронзили меня подобно двум гвоздям. Я радостно ответил:
"Ученик запомнил ваши
слова".
Пришлось мне промерзнуть еще один
вечер.
- Па, этот `великий рыцарь Ци и Лу' очень гадок. Почему он не встречает людей с
открытым сердцем? - сжав кулаки не может сдержаться Цай
Лунъюнь.
Цай Гуйцинь гладит Лунъюня по голове и вздыхает:
- Ты еще мал, не понимаешь сколь
горько изучение гунфу.
На третий день я вновь дождался
`великого рыцаря Ци и Лу' в чайной, но не осмелился
спросить об обстоятельствах вчерашнего дня.
Выпив чаю `великий рыцарь Ци и Лу' утерся рукавом и сказал:
"Вчера вечером я выпил
слишком много вина. Приходи сегодня вечером снова".
Но и этим вечером его не было.
На четвертый день я опять ждал
`великого рыцаря Ци и Лу' в чайной. После долгого
разглядывания меня он сказал:
"Эти три дня я наблюдал за
тобой у башни Тай Бо. Кулачным искусством ты владеешь
неплохо, в тебе есть дух. Я беру тебя".
Так я и стал его `учеником
внутренних покоев'. Три года я у него изучал хуацюань.
Цай Гуйцинь словно
в глубокой задумчивости поглаживает свою густо-черную бороду. Через некоторое
время он медленно произносит:
- С сегодняшнего дня я официально
начинаю обучать тебя хуацюань.
- Па, а сколько времени я буду
учиться?
- Изучение боевого искусства не
имеет границ. В хуацюань
восемнадцать базовых таолу, двенадцать таолу высокого уровня, также есть таолу
с мечом-дао,
копьем, мечом-цзянь,
шестом, после овладения ими тренируют саньда. Ты уже
овладел базовыми способами перемещений и техниками ног. Вечером начнешь вместе
со старшими учениками изучать `столбовое стояние'.
- Я понял, папа.